Красивая молодая женщина, пришедшая на прием, вдова. Ее муж погиб при невыясненных обстоятельствах. Замуж она вышла в 16 лет. Интерес к сексу поначалу был обостренным, но постепенно стал угасать. Женщина стала чаще посещать секс шоп. Муж решительно отвергал поцелуи как проявление нежности. Он вообще не понимал, зачем нужно целоваться. Не признавал супруг и любовной прелюдии. Если у него возникало сексуальное желание, он немедленно пытался его реализовать без изысканных сантиментов. После половой близости немедленно остывал, не испытывал никакого желания выразить юной богине свою благодарность...
Смерть мужа разрушила брак, но 24-летняя женщина признается: «Последние годы брак перестал доставлять мне удовольствие. Дело шло к разводу, но тут случилась эта трагедия. Откровенно говоря, я испытала чувство облегчения: не надо бракоразводных процессов, погиб и все. Но вот причуда: я вообще потеряла интерес к сексу. Уже несколько лет у меня не было интимной близости. Был у меня роман с молодым человеком. Он моложе меня, хотел жениться на мне. Признаться, я тоже думала о такой перспективе наших отношений. Но я поймала себя на том, как изощренно избегаю половых контактов. Я намекала партнеру на женские дела, на головную боль, на возможный приход гостей... Отношения по существу распались...»
Выходит, муж загубил женскую чувственность... Превратив юное страстное существо в невротика, искалечив ее жизнь... Все это так. Но разве сам он получал удовольствие от жизни? Разве не лишил себя самого лучшего напитка, который дарован нам природой? Откуда вообще возникают персонажи, у которых мертвое тело?..
«Мертвое тело» — это метафора или реальность? Увы, и то и другое. «Мертвое» — разве я не ощущаю его? Разве не переживаю острое чувство голода или боли, накатов страсти, зов инстинкта? Неужели можно потерять собственное тело, перестать его ощущать; воспринимать его как бы со стороны? Несомненно. Попробуй нарисовать собственное тело. И что же?
Неужели это странное кактусообразное творение — ваше тело? Правда ли, что маскообразное бесформенное лицо принадлежит именно вам? И потом — почему вы нарисовали себя в одежде? Разве ваше тело — это платье или костюм? Что? — В задании не сказано, что тело должно быть обнажено? А разве нужно это специально подчеркивать? Ведь было обусловлено, что вы нарисуете тело, а вы изобразили костюм, оборочки, платье — все что угодно, только не тело... Да, вы предупредили, что не умеете рисовать. Но разве мы проходим технику рисунка в Щукинском училище? И потом — у вас не так и плохо с рисованием. Столько вы бросили все силы на изображение туфель, складок, поясов, рюшечек. Где же тело?
Оказывается, мы его потеряли. Неужели можно утратить свою плоть? Безусловно, тело — это основа нашей идентификации. Я — это, прежде всего, мое тело, мои мышцы, мои органы, мои суставы... Но вот воспринимаю ли я себя? Рисунок хорошо показывает, как на бессознательном уровне вы ощущаете свою телесность. Вот на этих рисунках, к примеру, нет половых органов. У вас их действительно нет или вы слушали голос цензуры: с какой это стати я должен признаться, что не являюсь бесполым созданием? Нет, все остальное, пожалуйста, додумайте сами. А это что такое? Ага, вместо гениталий пририсована надпись: «Цензурой запрещено». Нет, мы так не договаривались. Причем тут цензура, чья она?
Не станем томить душу, цензор — это наше сознание. Это оно подсказывает вам, что голое тело неприлично... Совсем как в нашей Государственной Думе, где кое-кто утверждает, что нравственен только одетый человек, а обнаженный — заведомо аморален... Вот как мы сами отрекаемся от тела. Смотрите, вот эта пунктирная линия или эти дважды обведенные очертания — они как раз и свидетельствуют о том, что именно в этих местах вы свое тело воспринимаете весьма приблизительно, почти условно...
Мандельштам написал такую строчку: «Дано мне тело, что мне делать с ним?.. » Замечательно схвачено. Тело воспринимается как бы со стороны, причем вызывает искреннее удивление: в самом деле, что мне делать с ним. Но ведь тело и есть — источник нашей жизненной радости. Оно постоянно напоминает о себе — вот оно цепенеет от ужаса, вот содрогается от «укусов неразделенной любви», как сказано у Бабеля, вот трепещет от нежного прикосновения, вот пребывает в раю удовлетворенной сексуальности.
А вот из дневника пациентки, и здесь совсем про иное: «Семья для меня главное, в этом нет никакого сомнения, но когда я была не привязана к семье (в моем первом браке), была абсолютная свобода, постоянные приключения, все время «что-то случалось». Неужели та жизнь — моя или просто возраст? Пусть даже так, но то, что я имею сейчас, мне бесконечно дорого и я бы не хотела ничего, ни капельки изменить, но отчего же так плохо, так тоскливо, серо, слабо, в полсилы? Я опять кручусь на одном месте. Раздражение, безысходность, усталость. Кто я? Какая я? Что мне надо, чтобы я успокоилась? Отношение к сексу. Похоже, что он перестал меня интересовать. Иногда я думаю: «Какой ужас, половой близости не было уже две недели! Нет, надо сегодня же...» Вечером все та же усталость, апатия и конечный исход: «Ничего не хочу! Катись все!»
Вы думаете, что это написано престарелой матроной? Ничуть не бывало. Прелестная молодая особа находится на пике собственной женственности. Только-только начинается бальзаковский возраст. А уже не пресыщение, нет, а именно апатия, равнодушие, усталость. Иной читатель взовьется: где это аналитик откопал таких сексуальных беженцев, да еще на фоне сексуальной революции.
Поверьте, насчет революции — это во многом миф. Да, отношения между полами изменились, нравы стали более свободными, речь — более сексуальной. Но сколько несчастных, страдающих от своего тела! Честное терапевтическое... Это только мнится, что их меньшинство...
Автор: П.С. Гуревич